Вверх страницы

Вниз страницы

Everything we loved

Объявление


❖ Финансовый кризис, последовавший за ухудшением отношений с гоблинами, вынудил Министерство Магии на принятие неприятных решений: сокращение штата сотрудников и издание указа, из-за которого магглорожденные отныне не смогут занимать высоких постов в ММ. Не шибко радостные новости, правда?


гостеваяправиласюжетfaqанкета
внешностиименаперсонажинужные
блог администрации


Рейтинг форумов Forum-top.ru


❖ В Хогвартсе, как всегда, не обошлось без неприятностей: из-за опасного существа, облюбовавшего себе местечко в подземельях замка, слизеринцы вынуждены делить комнаты с представителями других факультетов, как бы сильно им того не хотелось.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Everything we loved » Личные эпизоды » Признания души твоей больной


Признания души твоей больной

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

http://sa.uploads.ru/D8UVP.gif

http://sa.uploads.ru/dzNtR.gif

Sunrise Avenue – Forever Yours (Acoustic Version)

И пела мне она: «Зачем так безответно
Вчера, безумец мой, ты следовал за мной?
Я не люблю тебя, хоть слушала приветно
Признания души твоей больной.»

Stefan Danescu, Sybill Gallacher
12 октября 2014; улицы Хогсмида, дом Галлахеров; экскурс в прошлое
Змей-искуситель всегда рядом, когда в раю начинаются проблемы. Женщинам свойственно сомневаться и задаваться вопросом "а если бы?", особенно блондинкам, которые так устали от своей жизни.

Отредактировано Sybill Gallacher (2014-11-22 04:34:46)

+1

2

Увидь его сейчас родители, не поверили бы, что это – их сын. Штефан походил теперь, скорее, на магла, нежели на выходца из аристократичной семьи волшебников: все те костюмы и строгие элементы одежды, к которым приучал мистер Дэнеску своих сыновей, давно пылились в шкафу и уступили место свитерам, чуть свободным рубашкам и джинсам. Сначала мужчина мысленно оправдывался, что подобные меры были приняты ради маскировки, ведь проживал он вовсе не в поселении волшебников, а посёлке простецов. Но затем перестал пудрить мозги хотя бы себе, и, стоило лишь дежурствам в Министерстве закончиться, он скидывал с себя опостылевшие мантию/костюм и шляпу (которую, признаться, в последнее время совсем забывал напяливать на свою бестолковую голову) и превращался в обычного человека, который словно совсем ничего не знал о мире магии и его запоздалой моде.

Так случилось и этим октябрьским днём. Поверх тёплого свитера была накинута лёгкая ветровка, по отделениям которой были раскиданы сикли и галеоны, а верная подруга из платана с пером феникса внутри была аккуратно положена в специально подготовленный для неё карман джинсов: все 11 дюймов волшебной палочки с лёгкостью уместились в, казалось бы, совсем крохотный кармашек, и Штефан, впервые за всё утро, улыбнулся – заклинание расширения иногда могло творить настоящие чудеса.

Дэнеску не спеша шёл вниз по улице, минуя уже хорошо знакомые дома. Штефан не особо стремился к общению с маглами, но некоторые из них, так или иначе, были ему известны. Было бы достаточно странным не общаться совсем ни с кем – в противном случае, он привлёк бы лишь больше внимания к своей персоне, а это вряд ли могло быть волшебнику на руку.

Мимо промчалась компания школьниц, о чём-то перекрикиваясь и громко смеясь. Одна из них задела Дэнеску за руку. Попятившись, девочка выпалила что-то на подобии «простите» и уже в следующую секунду, заливаясь краской, бросилась вслед за подругами, которые теперь смеялись над её неуклюжестью. Штефан поморщился: ему была не по душе вся эта компания простецов. Отец всегда говорил, что маглы являются ничем иным как отребьями, что они не имеют права существовать с магами на равных правах. И Дэнеску младший вторил ему, даже не думая подвергать слова отца обсуждению. Правда, с возрастом Штефан перестал видеть в простецах отбросов – но и относиться к ним с непомерной любовью тоже не стал. 

Наконец решив, что отошёл от дома достаточно далеко, а вокруг не было видно ни души (школьницы к тому времени уже успели пробежать квартал и скрыться за домами), Штефан завернул за угол и оказался в зелёном коридоре. Отправляясь на работу, он любил пройтись по обочине Лондон-роуд и, достигнув небольшого скопления деревьев, трансгрессировать прямиком ко входу в Министерство; но сегодня ему не терпелось попасть в Хогсмид. Потому, оказавшись на Гилхэм-лейн, улочке, больше похожей на тропинку в лесу, Дэнеску остановился и, опустив веки, тихо пробормотал, словно подбадривая себя:
- Деревушка Хогсмид, «Три метлы».

Казалось, всё существующее в этом мире вмиг исчезло – и Штефан, чувствуя, словно его скручивают жгутом, понёсся на другой конец страны. Изредка он замечал кроны деревьев, крыши высоток и небольшие сады, раскинувшиеся близ жилых домов – но полёт в скором времени прервался, и Дэнеску ощутил, что вновь стоит на твёрдой земле. Покачиваясь, он добрёл до уже знакомого паба и, едва оказавшись за свободным столиком в углу, кинул резвому юноше с деревянным подносом:
- Медовуху и рибай стейк, - после чего, избавившись от ветровки и положив её на свободный стул, уткнулся в прихваченный из дома «Ежедневный Пророк».

Чем ближе был блаженный миг встречи, тем тревожнее становилось у Штефана на душе. И если уж алкоголь и второсортное чтиво от Министерства не помогут ему расслабиться и войти в роль, то лучше будет стразу же после окончания трапезы возвратиться домой, проведя этот выходной как и многие другие до него – за чтением колдовских книг и просмотром игры в квиддич. Кажется, сегодня должны были встретиться Пушки Педдл и Паддлмир Юнайтед.

«Не самое худшее окончание дня».

Отредактировано Stefan Danescu (2014-12-18 22:31:35)

+1

3

Время назад все разделилось вокруг на чужое и наше,
Бросив на разные чаши против и за.
В календаре преднамеренно спутались числа,
В том, что все это случилось - я не со зла.

По старому магическому городку, стуча каблучками, бегут молодые особы домой. У них мужья, дети, ужин, у них дела, целая маленькая жизнь, которая так надоела Сибилле. Когда мечта стала кошмаром? Когда счастливая жизнь превратилась в рутину? Кто бы мог подумать, что однажды миссис Галлахер будет ненавидеть этот звук стучащих каблучков, что она не захочет нести домой пакеты со свежими фруктами, что она не побежит радостно готовить что-нибудь вкусное для мужа, который даже не заметит её стараний. Она ведь желала такой жизни, это была её маленькая мечта. Права была Селеста, нет большей опасности для души, чем исполненная мечта. Мир вокруг терял краски, а Сибил это даже не заметила.

Она шла с работы по привычным лондонским улочкам, ей нравилось гулять после тяжелого дня, выветривались дурные мысли из головы, забывались страдания больных, она оставляла все плохое в больнице и возвращалась домой счастливой и улыбающейся, такой её хотел видеть муж, к такой матери привыкли дети. Только в эти двадцать минут, которые она тратила на дорогу домой, Сибилла могла себе позволить что угодно. Иногда она ела вредную пищу, иногда заглядывала в бар, заходила в торговые центры магглов или знакомилась с кем-то новым, но всегда оставляла свои маленькие приключения (так она их называла) втайне от друзей и родных. Её маленький мир, который умещался в двадцать минут.

Она ведь не сама это придумала. Так когда-то они со Штефаном делали. На короткое время претворялись незнакомцами и позволяли себе небольшие безумства. Зря они тогда вернулись в Англию, ведь вся жизнь могла пойти иначе. В последнее время Сибил часто задавалась вопросом правильности своего выбора. Она ещё помнила то странное чувство, которое испытывала рядом с юным Дэнеску, ей казалось, что весь мир лежит у ног, стоит только захотеть и даже звезды покорятся. Они были свободными, безумными, страстными и никогда их прожитый день не походил на предыдущий. Штефан был опасным, но никогда не позволял ей заскучать.

Сибилла отогнала мысли о своем черном витязе, как она его в шутку называла, и, поправив пакет с продуктами, трансгрессировала в родной Хогсмид. И вновь услышала стук каблучков по старой мостовой. Грустно улыбнувшись, она направилась к своему дому, когда краем глаза заметила, как в пабе скрылась до боли знакомая фигура. Она произнесла его имя на выдохе, сердце стучало учащённо, отдаваясь в каждом нерве барабанной дробью. Он всегда был где-то рядом, Маркус часто рассказывал о том, что встречал его в коридорах или по службе, но сама она уже много лет не видела того, с кем хотела связать когда-то жизнь. Человеку нужны годы чтобы забыть и одно мгновение чтобы вспомнить. Ей бы следовала забыть об этом, пойти домой, приготовить ужин, рассказать уставшему мужу забавную историю, поиграть с детьми, но что-то упорно гнало её в паб.

Она вошла. Разве могло быть иначе? Сибилла подошла к нему и села напротив. Взгляд Штефана был таким родным и таким странным, тяжёлым и невероятно желанным. Так святые взирают на нас с картин Рериха. Она все ещё держала в руках бумажный пакет с продуктами, пряди волос выбились из прически, а в глазах была какая-то неподъемная тоска.

— Штефан... — почти шепотом, а, может, только одними губами, скомкано и немного хрипло произнесла она. Зачем она подошла? Чего желала от этой встречи? Почему не знала что ему сказать? Так много вопросов без ответов...

Отредактировано Sybill Gallacher (2014-12-19 00:12:01)

+1

4

В определённый момент своей жизни все люди понимают, что игры необходимо оставить позади, освободив место серьёзным делам. Семье, работе. Книгам, которые не понятны детям – нет, они открываются лишь тем, кто познал жизнь, сумел распробовать её на вкус.

Почему же он здесь, ждёт, когда можно будет смахнуть пыль со своей повидавшей виды шарманки и заиграть старую мелодию? Его жертва, как и он сам, повзрослела. Она изменилась, и Штефан знал это не на словах: редкие прогулки возле больницы Святого Мунго приносили свои плоды. Дэнеску знал юную, едва расцветшую Сибил – она была весела и не знала запретов, её светлые глаза лучились неутолимой жаждой познания, а волосы, похожие на жидкое золото, всегда были распущены и струились по спине и плечам, словно ручейки Эдема. Но, стоило лишь румыну наткнуться на неё спустя годы, волшебница предстала перед ним совершенно в ином облике. Под глазами, взгляд которых боле не питал его своей живительной силой, залегли тёмные круги; волосы, лишившиеся своего прежнего блеска, завязаны в небрежный узел на затылке, который, должно быть, в начале рабочего дня считался аккуратной причёской работницы госпиталя. Она словно медленно умирала; или уже умерла.

И теперь, стоило лишь знакомому голосу окликнуть его, Штефан оторвался от чтения «Пророка» и, как ни в чём ни бывало, обратил на неё свой взор. Сибил не изменилась с тех самых пор, как он в последний раз навещал больничное заведение (что, правда, было сделано украдкой, дабы дражайшая дама сердца не смогла узнать о его визите). Всё та же усталость на лице, всё то же состояние смертельно больной. Его сердце, сострадание которому было известно крайне отдалённо, возликовало – с ним бывшая мисс Ливингстон цвела, а теперь загибалась, словно её лишили живительной влаги, света и тепла. Не будь эта партия игры так важна для него, Дэнеску, возможно, усмехнулся бы прямо ей в лицо. Но нет. Подобного рода эмоции необходимо держать при себе.

– Миссис Галлахер, – учтиво ответил он, словно и не замечая её дрожащего голоса, её взволнованного выражения лица. – Какая неожиданная встреча.

Мальчишка-официант поставил на стол кружку с медовухой и удалился восвояси. Но Дэнеску даже не обратил на это внимание – он вопросительно глядел на свою собеседницу, словно то была ничем непримечательная встреча, коих в их с мисс Ливингстон распоряжении был десяток. Штефан представлял, что сейчас она избавится от своего нелепого образа замужней женщины и матери двоих детей, отбросит в сторону пакет с продуктами и предстанет перед ним бывшей Сибил – той Сибил, что могла горы свернуть. Но она просто не могла преобразиться, и оттого голодная до чужого несчастья улыбка проскользнула в его тёмной душе.
– В «Ежедневном Пророке» пишут, что ситуация с гоблинами ухудшается. Того гляди, введут очередной запрет.

Отредактировано Stefan Danescu (2014-12-18 22:32:36)

+1

5

Выбегу, тело в улицу брошу я,
Дикий, обезумлю, отчаянием иссечась,
Не надо этого, дорогая, хорошая

У Сибиллы сжалось сердце, она и представить не могла, что он может измениться, даже в голову такая мысль не приходила. Она надеялась увидеть все тоже обиженное лицо, колючий взгляд полный страстного желания ненавидеть хоть кого-нибудь. Кого-нибудь, но не её. Она же тогда почти стала такой, какой он желал её видеть. Но Штефан изменился, движения были угловатыми, черты лица какими-то иными, холодными, а в глазах читалось безразличие, перемешанное со злостью и чем-то ещё, чем-то большим, чем простое чувство, Сибил даже слова нужного подобрать не могла. Встретив его на улице, она могла бы узнать его лишь по глазам, раньше Грир часами смотрела в них и находила что-то новое, что-то неожиданное. Даже столько лет спустя этот приятный зелёный оттенок успокоил все её волнения.

В зале было шумно, но для Сибиллы все звуки слились воедино и она не замечала того, что происходило вокруг. Казалось, что остановилось само время и лишь старые настенные часы отсчитывали минуты, грозно щёлкая своим механизмом, и напоминали о вечном движении жизни. Но вот он заговорил, и каждое его слово пускало по телу волну мурашек. Сибил не знала, что ответить на заявление о гоблинах, она мало в этом понимала, да и не была готова вести светскую беседу с ним, только не с ним. Как же трудно было подобрать нужные слова, она уже и забыла, что со Стефаном просто только молчать...

Прошло минут восемь, а она лишь внимательно смотрела на него, изучая черты уже чужого лица. Как потерпевший кораблекрушение после многих недель блуждания по морю в экстазе приветствует первый обитаемый остров, так и Сибил не могла отвести взгляда и проронить хоть слово. Он смотрел не менее внимательно и как прежде, она поступила импульсивно, не решив уместно ли это и не подумав о его реакции. Сибилла потянулась к нему, но была неаккуратна и задела кружку с медовухой, сиротливо стоящую перед ней, чашка опрокидывается, заливая стол пахучей янтарной жидкостью, и напиток выплескивается частично на голую кожу левой руки, отчего женщине становится ненормально смешно, она инстинктивно прижимает вторую руку к запястью и тыльной поверхности ладони. В эту секунду пакет с продуктами падает на пол и зеленые яблоки, его любимые, катятся по деревянному полу в разные стороны.

Люди начинают оборачиваться, но она лишь виновато улыбается. Мол, всякое бывает, простите... Какой-то мужчина пытается поднять пакет, кажется, это был её сосед мистер Барроу. В эту секунду Сибилла встает со стула и, взяв Штефана за руку, ведет его прочь из паба. У неё теперь сильная хватка, она не принимает отказов. Вытащив его на улицу, она замечает, что ветровка осталась внутри, это забавит Сибил и она, усмехнувшись, сбрасывает свое красное пальто. Ей вед чертовски идет красный цвет.

— Побудь со мной безумным ещё один раз... — Она отходит на несколько шагов и разводит руками, показывая, что весь мир у их ног и готов исполнить любую прихоть. Сибилле вновь хотелось быть той двадцатилетней девочкой, которая сбежала из-под венца считая это отличным приключением и романтичным жестом. — Всего двадцать минут... потом мы сможем вернуться к разговору о гоблинах и запретах, обещаю.

Отредактировано Sybill Gallacher (2014-12-18 23:57:32)

+1

6

I don't care what you think,
As long as it's about me
The best of us can find happiness
In misery

Штефан с упоением наблюдал за своей собеседницей. Он совсем позабыл, как простая светская беседа может сбить её с толку. Полукровка, что с неё взять. Увидь Сибил его матушка, она бы и виду не подала, что что-то не так – возможно, лишь сморщила бы свой аккуратный аристократичный носик в присутствии «пассии» сына. Но стоило бы Дэнеску остаться с ней наедине, как Мария преобразилась бы в свирепого ястреба и, он был на сто процентов уверен, одной из её фраз должна была стать  эта: «Кого ты притащил в наш дом?!».

Молчание затянулось, и Штефан это чувствовал – создавалось впечатление, что, если он сейчас выкинет руку по направлению к сидящей напротив него волшебницы, то непременно наткнётся на нерушимую стену, не пускающую его к ней. Отгораживающую ничего не подозревающую бедняжку от его ядовитых речей. Раньше они могли молчать часами; или, скорее, она молчала, а он говорил. Много говорил. О своей родине, о том, что успел повидать в этом бренном мире, о своих мечтах и надеждах… Но никогда не раскрывал того, что Ливингстон знать не следовало. Необходимо было создать у девушки впечатление, что она его знает, но не переходить черту между её представлением и его реальным обликом.

И вот, Сибил нарушила обет молчания. Как и прежде, весьма необычно. Он должен был отскочить, просто по инерции, защищая одежду от попадания на неё пахучей жидкости, ещё несколько секунд назад бывшей его напитком – вместо этого Штефан не отводил взора от своей бывшей возлюбленной. Если раньше подобные выпады казались ему забавными, и юноша, уловив в глазах девушки немой смех, поддерживал её веселость, то теперь он лишь лишний раз удостоверился – семейная жизнь вытянула из его бедной Сибил все соки. Теперь она меньше всего походила на нашкодившую школьницу, коей казалась даже в возрасте двадцати лет. Произошедшее лишь подчеркнуло отчаянность её положения, укоренило в сознании румына мысль о том, какой ничтожной стала девчонка, покинувшая его. Она была романтична и требовала романтики от окружающих её людей; теперь от этой романтичности и мечтательности не осталось и следа. Сибил обожглась, и оттого сердце Штефана ликовало.

Он растерялся лишь на мгновение, когда собеседница, ничего не говоря и совершенно позабыв о рассыпавшихся чуть ли не по всему полу продуктах, потянула его за собой на улицу. Губы изогнулись в ухмылке. Так и должно быть, она действует, словно знает весь его план наперёд. Считает, что ведёт их бешеный танец, давно прервавшийся и возобновившийся от силы минут десять назад – пусть так и будет.

Стоило им отойти от входа в «Три метлы» буквально на пару шагов, как Штефан начал с жадностью глотать её речи. Сибил хотела казаться прежней, и его воспалённый мозг ликовал – но внешне он оставался спокоен. Нет, возможно, даже казался немного обескураженным таким поворотом событий. Не стоит радовать её почём зря.

- Ты просишь меня вернуться к тому, что причинило мне столько боли в те далекие года. Стоит ли тебе напомнать, что в такие вот двадцать минут ты оставила меня и ушла к другому? – имя коллеги жгло ему горло до сих пор, и Штефан никогда не произносил его вслух – ни в разговоре с друзьями и знакомыми, ни даже когда оставался наедине с самим собой.

Мужчина смотрел на свою собеседницу изголодавшимся взглядом охотника – и, стараясь, чтобы она заметила, заговорчески улыбнулся глазами. Штефан, подхватив Сибил под локоть, повёл её прочь от бара – свидетели им не нужны, уж точно не сейчас. Стоило им обогнуть здание и скрыться в узких улочках Хогсмида, как Дэнеску ослабил хватку и отступил. Ему хотелось действовать. После стольких лет отстранённости чувства вернулись в мгновение ока, обострённые до предела. Но волшебник выжидал. «Она должна всё сделать сама».

Отредактировано Stefan Danescu (2014-12-19 22:55:03)

+1


Вы здесь » Everything we loved » Личные эпизоды » Признания души твоей больной


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно