Everything we loved |
|
|
 гостевая ❖ правила ❖ сюжет ❖ faq ❖ анкета внешности ❖ имена ❖ персонажи ❖ нужные блог администрации 
|
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Everything we loved » Личные эпизоды » Я верю: тишина — это смерть.
Я ВЕРЮ: ТИШИНА — ЭТО СМЕРТЬ.
Yale O’Sullivan, Lucas Wainwright
Хогвартс. 16 декабря 2014.
Лукас терпеть не мог скуку и угнетающую тишину. А вот доставать Йеля разговорами по теме и без он очень даже любил.
Отредактировано Lucas Wainwright (2015-01-09 00:32:56)
Матовый свет пасмурных зимних небес медленно угасал, но всё ещё серебрил пылинки, танцующие у окна. Время от времени они, доселе сонные и медлительные, разлетались в разные стороны, совсем как улей крошечных насекомых, оклемавшихся от дремоты.
Волшебная палочка со свистом рассекала пространство, нарушая неподвижность стылого воздуха. В коридорах огромного замка всегда было прохладно, а этой зимой — в особенности.
Однако Йель О'Салливан не жаловался на холод. У него были другие заботы (и тёплый синий свитер под мантией).
Парень негромко шептал заклинания, слегка йодируя, удлиняя или, напротив, ликвидируя гласные, после чего замирал, чутко фиксируя любые изменения эффектов. Этот процесс старшекурсник называл громким словосочетанием «вербальная трансмутация», и в данный момент, уединившись в излюбленном закутке западного крыла, он подвергал ей (как иронично!), замораживающее заклинание «Emorbilas». Колба с водой, установленная на подоконнике, уже покрылась узорами инея, но сама жидкость, вероятно, из-за неудачных изменений заклятия, оставалась лишь сильно переохлаждённой. После каждого выброса магии Йель подходил к окну, чтобы забрать из колбы опытный образец в колбочку поменьше, заменить воду и сделать на пергаменте пометку своим особым шифром.
«Похоже, стоит вернуться в библиотеку и ещё раз перебрать записи, - растерянно подумал О'Cалливан, - Возможно, это заклинание приобретёт новые полезные свойства лишь от перемены в комбинации взмахов... Но нет. Лучше не трогать взмахи».
Парень вздохнул. Обычно, сталкиваясь с подобными «крепкими орешками» он отступал. Цельность собственных конечностей была куда важнее открытия, если за него требовалось заплатить такую цену. Ещё ни разу юноша ничего не поджигал и не взрывал лишь благодаря своей предельной осторожности. Именно из-за неверно воспроизведённых движений палочкой происходило большинство несчастных случаев, на которые слизеринец уже успел насмотреться.
Он размял плечи и убрал колбы в футляр, прекрасно уместившийся в сумке.
«Ничего не поделаешь, - подумалось старшекурснику, - Эти образцы воды придётся отдать Урьену».
Йель цокнул языком. Ему не нравилось привлекать кузена к своим исследованиям — мгновенно в памяти всплывал дед, обожавший ставить нелюбимому внуку младшего Бёрна в пример.
Юноша невольно погрузился в череду неприятных воспоминаний, однако, вскорости, презрительную ухмылку старика Грея с его внутреннего взора стёрли гулкие торопливые шаги.
О'Cалливан нахмурился. Обычно в это время западное крыло пустовало, да и закуток — на то и закуток, чтобы быть всего лишь небольшим тупиковым ответвлением, которое, как правило, никто не посещал.
Безусловно Йель позаботился о том, чтобы приближение любого человека было слышно загодя, специально подбирая место с неплохой акустикой, но до сегодняшнего дня ему удавалось избегать любых случайных свидетелей. Быть может, неизвестный остановится, а после повернёт назад?
Увы, но этого не произошло.
Старшекурсник поспешно испарил воду из колбы чтобы убрать ёмкость в сумку. В нос ударил странный запах. Смутно знакомый. Какой-то.. морской.
Его поразила внезапная догадка. Он облизнул губы, которых коснулся пар, и они оказались солоноватыми.
«Ну, конечно... Вот он — приобретённый эффект! Поэтому вода так плохо замерзала».
За внезапным озарением Йель едва не упустил момент, и тогда любая конспирация уже не имела бы смысла, однако парень успел убрать опустошённый сосуд, прежде чем его окликнули.
О... этот голос слизеринец узнал бы из тысячи тысяч. Именно его он слышал по утрам в самую первую очередь с тех пор, как вынужден был перебраться в спальню Рейвенкло.
Бежать было некуда.
«Тупик и вездесущий Уэйнрайт, - выдало его сознание, - Если буду писать мемуары — назову так главу».
- Здравствуй, Лукас, - проговорил он сдержано, с досадой обнаруживая, что забыл убрать рассыпавшиеся по подоконнику пергаменты. Он принялся собирать их в стопку, - Прости, но, как видишь, я занят.
Отредактировано Yale O’Sullivan (2015-01-10 11:48:12)
- ДА ВЫ ИЗДЕВАЕТЕСЬ НАДО МНОЙ ЧТО ЛИ? НЕ НА ПРЕСТАРЕЛЫХ ЧЕРЕПАХАХ ЛЕТАЕТЕ! БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ, КВОФФЛЫ САМИ В КОЛЬЦА ПРЫГАТЬ НЕ БУДУТ,- Лукас практически успешно справлялся с жутким ветром, уносящим его слова куда-то в сторону от стадиона. Занятия уже давно закончились, шел третий час тренировки. И к данной минуте Лу действительно начал подозревать, что игроки его команды просто решили вывести рейвенкловца из себя. Квиддичисты летали вяло, будто еще не стряхнули с себя налет утренней дремоты, что, в общем-то, и заставило капитана кричать на каждого, призывая хоть к какой-то активности. Разумеется, будь на месте Люка кто-то другой, то он бы просто понял, что за время тренировки команда просто околела на холоде, но Уэйнрайт не был бы Уэйнрайтом, если бы не плевал на мелочи вроде погоды с Астрономической башни. Для него вообще единственной уважительной причиной неявки являлась смерть, но это уже другая история. А возражать капитану ни у кого особого желания не было: Лу обладал хорошо поставленным ударом, увесистой битой и бесконечным энтузиазмом, уже давно начавшим переходить в помешательство. Спорить себе дороже, в общем.
- Ладно,- он вздыхает с нескрываемой обреченностью в голосе,- забиваете еще тридцать мячей и можете расходиться, лентяи.
После такого объявления ребята даже оживились (что было неудивительно) и весьма быстро расправились с задачей.
- Все свободны. Следующая тренировка в субботу,- Лу дышит на замерзшие пальцы, медленно бредя к раздевалкам. Не помешает выпить чего-нибудь теплого. Сменив форму на обычную мантию, он направился в сторону Большого зала, где как раз должен был быть перерыв на обед. Стол Рейвенкло был на удивление многолюдным, и Лука примостился где-то между Филиппой и Мэттом, тоже решившим подкрепиться после, как любили говорить игроки, «продолжительных издевательств». Жуя кусок вкуснейшего пирога, парень не без некоторого удовольствия ощущал ненавязчивую тянущую боль в мышцах, всегда появлявшуюся после тренировок. Лукас очень любил это ощущение, подтверждавшее, что он все же не балду пинал. Время от времени потягиваясь, словно книзл, он перекидывался фразами с окружающими.
Как не печально, но чувство голода вскоре исчезло, руки отгрелись, да и народ засобирался по своим делам. Решив, что больше тут делать нечего, Уэйнрайт, быстро заполнив подаренную братом флягу глинтвейном да закинув вещи в комнату, снова пошел на улицу – так сказать, на встречу с еще одним своим хобби. Школьные гиппогрифы были куда более дикими, чем те, что содержались на их семейной ферме, но от этого гордые и своевольные животные были лишь еще более интересны Лукасу, которому только и подавай кого-нибудь поопаснее да посложнее. Рейвенкловец уже давно собирался навестить живность, да только поход в Запретный лес без разрешения мог обернуться для него не самыми приятными последствиями. Вот и донимал парень бедного профессора УЗМС, прося сходить вместе с ним.
Либо мистер Лютер быстренько научился прорицаниям и заблаговременно унесся подальше от надоедливого ученика, либо был действительно занят чем-то важным (свиданием, например), но на месте его, к большому разочарованию Олли, не оказалось. Занять себя было нечем и Лу, вернувшись в замок, стал без особо продуманного маршрута бродить по этажам, в надежде найти какого-нибудь знакомого, которому можно во всех красках пожаловаться на то, что он снова не попал к своим любимым животинам, и тушки хорьков все еще лежат несъеденными.
Такой «счастливчик» нашелся в одном из тупиков, коих на верхник этажах было бесчисленное множество. Ученик в слизеринской мантии, явно занимающийся чем-то важным, стоял к Лукасу спиной, но это не помешало последнему узнать в нем О’Салливана. Согласитесь, сложно ошибиться, когда видишь эту светловолосую макушку так часто.
- ЙЕЕЕЕЕЕЕЕЕЛЬ!- привычным ураганом Уэйнрайт подлетел к приятелю (ну, сам он считал его таковым), обнимая за шею одной рукой, а другой пытаясь выудить один из разлетевшихся пергаментных свитков, - что это тут у тебя? Снова что-то придумываешь? Эй-эй, ну зачем снова такой взгляд? Не будь таким угрюмым, Рикки, отдохни лучше! Давай посидим где-нибудь, у меня есть глинтвейн. Мы так давно не говорили! И плевать Лукас хотел, что «давно не говорили» было не ранее, чем утром. Ничто не могло остановить рейвенкловца, твердо настроившегося на беседу.
Уж кому-кому, а Уэйнрайту, этому вездесущему, чрезмерно болтливому и порой совершенно невыносимому рейвенкловцу, знать о том, что Йель «снова придумывает» точно не следовало. Иначе слухи о тайном увлечении О'Салливана незамедлительно бы наводнили собой весь замок.
Почему-то в этом старшекурсник не сомневался, несмотря на неожиданное знание, усвоенное сравнительно недавно: Лукас далеко не со всеми людьми вёл себя столь беспечно и обладал (непродолжительной, правда) способностью держать свой бескостный язык за зубами, производя впечатление воспитанного молодого человека. Только вот при слизеринце он не утруждал себя.. вообще ничем, будто считал последнего своим новоприобретённым другом.
Что касается самого О'Салливана: его это обстоятельство сбивало с толку даже сильнее демонстрируемого в данный момент и входящего, видимо, в комплект «приятельских отношений» Лукаса пренебрежения личным пространством. Уэйнрайт («...этот несносный, шумный, бесконечно надоедливый Уэйнрайт!») непринуждённо повис на («я же просил не называть меня так!») "Рикки", стоило тому отвлечься на листки. Йель едва успел собрать и инстинктивно поднять стопку над головой, вынуждая настырного рейвенкловца потянуться вслед за ней.
- Нет, - категорично произнёс О'Салливан.
Причём, не ясно было, на что он таким образом ответил. На поползновения прочитать его записи? На предложение отдохнуть и выпить глинтвейна? Или на всё сразу?..
Так или иначе, это глобальное всеобъемлющее «нет» совпало, подобно звёздам на небосклоне, пророчащим беду, с очередной неудачной попыткой Уэйнрайта хотя бы допрыгнуть до пергаментов. Не ждавший этакого пируэта слизеринец пошатнулся, и ощутив миллисекунду невесомости, приземлился на лопатки.
Звёзды, а если опустить метафоры — яркие вспышки, возникшие перед глазами О'Салливана в результате несильного удара макушкой об пол, всё так же, но несколько запоздало предсказывали неприятности, по всей видимости, в лице приземлившегося сверху Лукаса.
Листы с записями вновь оказались в хаосе, но теперь уже разбросанные по всему тупику.
Йель меланхолично проследил падение последнего из них на макушку рейвекловца и в очередной раз порадовался, что наиболее важные свои теории с младших курсов записывает шифром.
- Слезь.. с меня, - пробормотал слизеринец, тщетно пытаясь сморгнуть яркие пятна, всё ещё пляшущие где-то на высоком сводчатом потолке.
Вы здесь » Everything we loved » Личные эпизоды » Я верю: тишина — это смерть.
